Неточные совпадения
Левин чувствовал, что брат Николай в душе своей, в самой основе своей души, несмотря на всё безобразие своей жизни, не был более неправ, чем те
люди, которые презирали его. Он не был виноват в том, что родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на
адресе.
Близких — она подчеркнула, и это понудило Клима дать ей
адрес Алексея Гогина. Потом явился угрюмый, плохо одетый
человек, видимо, сельский учитель. Этот — рассердился.
Сам он не стоит описания, и, собственно, в дружеских отношениях я с ним не был; но в Петербурге его отыскал; он мог (по разным обстоятельствам, о которых говорить тоже не стоит) тотчас же сообщить мне
адрес одного Крафта, чрезвычайно нужного мне
человека, только что тот вернется из Вильно.
— Ах, Боже мой! так вам все и рассказывать, зачем
люди ходят. Мы, кажется, тоже свой расчет можем иметь. Молодой
человек, может, денег занять захотел, у меня
адрес узнавал. Может, я ему еще с прошлого раза пообещала…
Вы, профессор N (она назвала фамилию знакомого, через которого получен был
адрес) и ваш товарищ, говоривший с ним о вашем деле, знаете друг друга за
людей достаточно чистых, чтобы вам можно было говорить между собою о дружбе одного из вас с молодою девушкою, не компрометируя эту девушку во мнении других двух.
Через неделю, когда доктор очень уж стал опасаться за жизнь больного, она расспросила
людей, кто у Павла Михайлыча ближайшие родственники, — и когда ей сказали, что у него всего только и есть сестра — генеральша Эйсмонд, а Симонов, всегда обыкновенно отвозивший письма на почту, сказал ей
адрес Марьи Николаевны, Катишь не преминула сейчас же написать ей письмо и изложила его весьма ловко.
— Прекрасно-с! И поэтому, по приезде в Петербург, вы возьмите этого молодого
человека с собой и отправляйтесь по
адресу этого письма к господину, которого я очень хорошо знаю; отдайте ему письмо, и что он вам скажет: к себе ли возьмет вашего сына для приготовления, велит ли отдать кому — советую слушаться беспрекословно и уже денег в этом случае не жалеть, потому что в Петербурге также пьют и едят, а не воздухом питаются!
— Я ей совсем чужой
человек, — воскликнул Санин, — я русский — но я не могу равнодушно видеть такую дерзость; впрочем, вот моя карточка и мой
адрес: господин офицер может отыскать меня.
Интересовались ею только самые злополучные
люди, справлявшиеся о том, какого числа будет продаваться за долги их обстановка, да еще интересовались собачьи воры, чтобы узнать, по какому
адресу вести украденную ими собаку, чтоб получить награду от публикующего о том, что у него пропала собака. Эти лица, насколько я знаю, читали газету, а кто были остальные читатели, если только они были, — неизвестно.
— Это мы можем, — сказал голова, — это уж вы, во всяком случае, будьте благонадежны. Если что, так уж мы за вас постоим, — отчего же за хорошего
человека слова не замолвить. Хоть
адрес вам от думы поднесем, если понадобится. Это мы все можем. Или, примерно, звание почетного гражданина, — отчего же, понадобится, все можно.
Впрочем, она думала недолго, написала черновое письмо от жениха к Аничкову и сказала Алексею Степанычу, что по непривычке к переписке с незнакомыми
людьми он написал такое письмо, которое могло бы не понравиться Аничкову, и потому она написала черновое и просит его переписать и послать по
адресу.
— Вы будете у нас? — сказала Биче. — Я даю вам свой
адрес. Старая красивая улица, старый дом, два старых
человека и я. Как нам поступить? Я вас приглашаю к обеду завтра.
— Не в этом дело… — бормотал Селезнев. — Мы хотели подышать свежим воздухом, как это делают теперь все порядочные
люди, и сделать вам сюрприз. Адрес-то я разыскал… Зашел к Федосье и разыскал. Там еще познакомился с некоторой ученой девицей, которая тоже собирается к вам в гости. Говорит, что ее приглашал Пепко. А впрочем, не в этом дело…
— А вы — мямля… Что же будет, если молодые
люди не будут целовать девушек?.. Всё книжки да книжки, а когда же жить?.. Хотите, я съезжу к этой Александре Васильевне и привезу ее сюда?
Адрес узнаю в адресном столе или у Наденьки.
Слышен насмешливый и ликующий свист по
адресу забастовщиков, раздаются крики приветствий, а какой-то толстой
человек, в легкой серой паре и в панаме, начинает приплясывать, топая ногами по камню мостовой. Кондуктора и вагоновожатые медленно пробираются сквозь толпу, идут к вагонам, некоторые влезают на площадки, — они стали еще угрюмее и в ответ на возгласы толпы — сурово огрызаются, заставляя уступать им дорогу. Становится тише.
Крутицкий. Как его! Дай Бог память! Да вот, постойте, он мне
адрес дал, он мне теперь не нужен,
люди знают. (Вынимает бумагу.) Вот! (Читает.) Егор Дмитриев Глумов! Каково пишет! Чисто, ровно, красиво! По почерку сейчас можно узнать характер! Ровно — значит аккуратен… кругло, без росчерков, ну, значит, не вольнодумец. Вот возьмите, может быть, и пригодится.
Турусина. Вот и старый
человек, а как легкомыслен. Как ему поверить! (Прячет
адрес в карман.) А все-таки надо будет справиться об этом Глумове.
Кривой господин дал ей после этого
адрес трех семейств, желающих иметь гувернантку, из которых на одном, прочитав купеческую фамилию, Елена прежде всего решилась идти в это семейство, предполагая, что с простыми
людьми ей легче будет ужиться.
— Да, нет же, нет, Петруша! ты послушай, Петр: ведь я ничего, ведь я тебя не ругаю, что плутом называю. Ведь это я в утешение тебе говорю, в благородном смысле про это говорю. Ведь это значит, Петруша, польстить иному
человеку, как сказать ему, что он петля этакая, продувной малой, что он малой не промах и никому надуть себя не позволит. Это любит иной
человек… Ну, ну, ничего! ну, скажи же ты мне, Петруша, теперь, без утайки, откровенно, как другу… ну, был ты у чиновника Вахрамеева, и
адрес он дал тебе?
— И
адрес дал, тоже и
адрес дал. Хороший чиновник! И барин твой, говорит, хороший
человек, очень хороший, говорит,
человек; я, дескать, скажи, говорит, — кланяйся, говорит, своему барину, благодари и скажи, что я, дескать, люблю, — вот, дескать, как уважаю твоего барина! за то, что, говорит, ты, барин твой, говорит, Петруша, хороший
человек, говорит, и ты, говорит, тоже хороший
человек, Петруша, — вот…
— Вы знаете его
адрес? — повторила она. — Ну, так напишите ему, что он убил меня. Вы хороший
человек, я знаю. С вами он не говорил обо мне, наверное, а со мной он говорило вас. Напишите… ах, напишите ему, чтоб он поскорее вернулся, если он хочет еще застать меня в живых!.. Да нет! Он меня уже не застанет.
— Да, почтеннейшая моя, живал и видал
людей, да и опять так заживу… Однако скажите мне имена и фамилии этих господ: на
адресе надобно будет означить имена их и фамилии.
Написав
адрес, Печорин раскланялся и подошел к двери. В эту минуту дверь отворилась, и он вдруг столкнулся с
человеком высокого роста; они взглянули друг на друга, глаза их встретились, и каждый сделал шаг назад. Враждебные чувства изобразились на обоих лицах, удивление сковало их уста, наконец Печорин, чтобы выйти из этого странного положения, сказал почти шепотом...
Алексей. Кто сказал — ложь? Кто сказал — ложь? Я сейчас был в штабе. Я проверил все сведения. Я отвечаю за каждое мое слово!.. Итак, господа! Вот мы, нас двести
человек. А там — Петлюра. Да что я говорю — не там, а здесь! Друзья мои, его конница на окраинах города! У него двухсоттысячная армия, а у нас — на месте мы, две-три пехотные дружины и три батареи. Понятно? Тут один из вас вынул револьвер по моему
адресу. Он меня безумно напугал. Мальчишка!
Русское общество с Петра I раза четыре изменяло нравы. Об екатерининских стариках говорили очень много, но
люди александровского времени будто забыты, оттого ли, что они ближе к нам, или от чего другого, но их мало выводят на сцену, несмотря на то, что они совсем не похожи на современных актеров «памятной книжки» и действующих лиц «адрес-календаря».
Моим тюремщикам придется пробежать три двора, а в это время я спущусь в юрод и буду у
людей,
адрес которых помнил.
Входит депутация из пяти
человек; все во фраках. У одного в руках
адрес в бархатном переплете, у другого — жбан. B дверь из правления смотрят служащие. Татьяна Алексеевна на диване, Мерчуткина на руках у Шипучина, обе тихо стонут.
Со своими роскошно отделанными тетрадями он кидался во все решительно редакции, от «Современника» до «Домашней беседы», и конечно, не было в России
человека, который бы лучше и тверже знал наизусть
адресы всевозможных петербургских и московских редакций, а князь изучил их по многократным, собственноличным опытам.
После этого он сам стал меня спрашивать о том, почему у них, удэхейцев, много есть разных «севохи», а у нас, русских, только один, почему всегда он изображает
человека с раскрытыми руками, почему его носят на груди. В заключение он выразил свое неудовольствие по
адресу какого-то Фоки, который привез ему «лоца севохини», но не сказал, зачем его надо носить. Если для удачной охоты, то на какого зверя, а если против болезни, то какой именно.
— Знаете, что? Когда на почте неграмотный
человек просит меня написать ему
адрес на письме, — я не смеюсь над ним, потому что знаю: он не умеет писать, а я умею. А мешок поднять у меня нет силы. Не хотите помочь — ваше дело. Но как же вам не стыдно смеяться?
«Ох, как бы я разделалась с ним, кабы подыскался мне подходящий
человек… Уж укокошила бы его, пострела… Сняла бы с шеи своей петлю… Поделом дуре-бабе, сама на себя ее накинула…» — думала она по
адресу Кузьмы Терентьева.
— А теперь прощайте, я отправлюсь. К вам кто-то приехал, да и я тороплюсь. Приезжайте без церемонии ко мне ужинать, потолкуем. Я
адрес оставлю вашему
человеку, — на ходу, смеясь, проговорила она и скрылась за дверью.
Если бы эта тетрадь Алфимова сохранилась бы до настоящего времени, она была бы драгоценным материалом для обрисовки нравов той эпохи, к которой относилась. Это было собрание не только финансовых, но и семейных тайн многих выдающихся и известных лиц Петербурга, в ней была история их кредитоспособности, фамилии и
адреса содержанок женатых
людей и кандидаток в них. В этой тетради была канва для всевозможного рода шантажа, по которой искусный и беззастенчивый
человек мог вышивать желательные для него узоры.
Выйдя от Арины, Иннокентий Антипович отправился на могилу убитого. Там он застал несколько крестьян, которые тоже пришли помолиться на могиле безвременно погибшего молодого
человека. Вообще судьба покойного вызвала общее сочувствие и усугубила проклятия, которые раздавались по
адресу подлого убийцы.
— Маша, я ее отыскал и сказал ей, чтобы она подождала тебя завтра утром. Ты поедешь одна. Третий
человек тут лишний, особливо мужчина. Никаких ни рекомендаций, ни объяснений вам не нужно. Вы облобызаете друг друга, поплачете, и прекрасно. Вот тебе
адрес: за Цепным мостом, на Дерптской улице № 27. Остановись у ворот, войдешь на двор, в левом углу деревянный флигель, с такой галдарейкой, ты знаешь. Поднимись по лестнице, вторая дверь направо.
— Эх, Александр Ильич, кто у нас читает?.. Ведь он сам же сейчас говорил, что ему ни единая душа не ответила из трехсот
человек, которые значатся в адрес-календаре.
Правда, нелишним будет еще упомянуть, что в пятом и восьмом пунктах известного
адреса он не имел аттенции к юриспруденции, и сожалеть надо, что он не посоветовался с
людьми знающими.
Барин этот — известный либеральный деятель, участвовавший во всех комитетах, комиссиях, подношениях, хитро составленных, как будто верноподданнических, а в сущности самых либеральных
адресов. Он приехал из города, в котором он, как всегда, страшно занятой
человек, пробудет только сутки, к своему другу, товарищу детства и почти единомышленнику.
Самые же передовые из этих внуков в комитетах и земских собраниях составляют заявления,
адресы и прошения о том, чтобы ввиду гигиенических и педагогических целей сечь не всех мужиков,
людей крестьянского сословия, а только тех, которые не кончили курса в народных училищах.
Люди 20-х годов, считая телесное наказание позорным действием для себя, сумели уничтожить его в военной службе, где оно считалось необходимым;
люди нашего времени спокойно применяют его не над солдатами, а над всеми
людьми одного из сословий русского народа и осторожно, политично, в комитетах и собраниях, со всякими оговорками и обходами, подают правительству
адресы и прошения о том, что наказание розгами не соответствует требованиям гигиены и потому должно бы было быть ограничено, или что желательно бы было, чтобы секли только тех крестьян, которые не кончили курса грамоты, или чтобы были уволены от сечения те крестьяне, которые подходят под манифест по случаю бракосочетания императора.
— Но всё-таки Билибин нашел серьезный титул
адреса. И остроумный и умный
человек…
По их
адресу полезно бы своевременно напечатать, что в Риге не стало той работы, к которой эти
люди привыкли сюда сходиться.